История "вопроса" такая: мать, перестилая как-то Стасову постель, увидела, что она мокрая. Подняла матрас - он мокрый насквозь, на подматрасной доске плесень. На вопрос "что это?" Стас рассказал, что уже месяц сильно потеет по ночам и думал, что это результат простуды. Жена его повела на рентген и там установили затемнение в лёгком. Направили в районный тубдиспансер. Там его ещё раз просветили и сказали, что это "100% наш клиент в тяжелой форме". Стали искать, куда его лучше положить. Лучшим местом все называли этот институт, куда мы его и положили в отдельную палату. Там его так же просветили и сказали, что "это 1000% туберкулёз" (именно так сказали). На наши сомнения врачи отмахивались. Взяли у него мокроту на анализ и сразу же начали интенсивно лечить. Через какое-то время анализ решили повторить, поскольку в первом искомый микроб не обнаружился (анализ долгий, занимает до 2-х недель). Затемнение в лёгком продолжало увеличиваться, со временем и во втором лёгком появились очаги поражения. Во втором анализе вроде как нашли микроба, радостно нас оповестили и стали его выращивать для определения чувствительности к антибиотикам. Выращивали почти месяц, но, как потом выяснилось, ничего не выросло. Ещё раз взяли мокроту на новый анализ и опять с тем же результатом. Лечение туберкулёза, тем не менее, продолжалось, состояние сына неуклонно ухудшалось, он быстро худел и слабел. Поставили новый диагноз - менингит. Мы привели лучшего спеца по менингиту, тот сына посмотрел и сказал, что менингита нет. Опять поставили диагноз "туберкулёз". Потом изменили на диагноз "нечеловеческая форма туберкулёза", но микроба опять не нашли. Сделали бронхоскопию и нашли какие-то клетки онкологического типа, решили, что опухоль средостения (самой опухоли не было). Ещё через неделю сделали разрез на груди и взяли на анализ ткань из лимфоузлов. Сдали делать гистологический анализ - делали 2 с лишним недели. После этого целая делегация врачей во главе с завотделением пришла в палату к сыну и они объявили, что диагноз "туберкулёз" не подтвердился, что лечили его 2,5 месяца напрасно и что теперь нам надо покинуть их лечебное заведение, так как этот случай - "не их профиль". Сын к тому времени уже почти не ходил, практически не мог есть (его рвало после 2-х ложек жидкой пищи), волосы на голове стали выпадать и он похудел на 15 кг. Нам стоило больших трудов убедить руководство больницы не выставлять нас "на улицу" в таком состоянии. Мы взяли у гистологов остатки проб лимфоузлов и отнесли в ин-т онкологии, где провели параллельный анализ (без заключения гистологов онкологи отказывались госпитализировать к себе сына). Через 2 недели онкологи нам сказали, что материал испорчен и точный диагноз поставить нельзя, а без этого нельзя начинать лечение. Тем не менее, мнение "туберкулёзников" и онкологов совпало в том, что у Стаса лимфома (рак крови). Для уточнения вида лимфомы онкологи потребовали повторно резать Стаса (разрез на груди около 10 см в длину). Это операция под общим наркозом. В первый раз после неё мы его забирали из реанимации в полумёртвом состоянии. В целом, для получения нового гистологического заключения (от операции до получения заключения специалиста о разновидности лимфомы) требовалось опять же 2 недели. Состояние сына к тому времени не позволяло надеяться, что он доживёт до начала лечения. Пришлось немедленно отправляться за границу.
Вот такая история.
